Ты погляди на храбреца,
Что рвётся с поводка Творца!
Это Бульдог, отваги полн,
Как Бритт на гребне бурных волн.
Пирс Игэн
Виктор Хоффман знал: теперь ему следует только ждать. Элизабет придёт к нему снова. Вопрос только в том, что с ней делать. Судя по тому, что видел Хоффман в доме у Севилла, собака в безопасности и с ней хорошо обращаются.
Биолог со вздохом отставил кофейную чашку. Он все равно не сможет успокоить Элизабет: той хотелось бы, чтобы Джо устроил собаку на бархатной кушетке и круглые сутки кормил конфетами. Девушка до предела наивна, видит в собаке только домашнего любимца, а Джо Севилл взял полудикого и абсолютно непредсказуемого пса и превратил его в научный феномен. Сентиментальной студентке Хоффман сочувствовал: человек она, кажется, неплохой, просто слишком увлеклась одной идеей со всем пылом и неблагоразумием юности. Как бы то ни было, Элизабет уверена, что с Дамианом плохо обращаются, а этой её уверенности биолог ни в коем случае не разделял. Он обдумывал, как безопаснее поступить.
Проблема осложнялась справедливым требованием Севилла до времени хранить все в тайне. Оба они знали, что даже слухи о говорящей собаке навлекут на Севилла шквал унижения и насмешек профессионального сообщества. Если все раскроется и Севиллу придётся показывать собаку без должной подготовки, без научного обоснования и соответствующей презентации, на его репутации навсегда останется пятно шарлатанства, популизма от науки. Этого Севилл не потерпит. Девушка должна молчать.
Джо в конце концов согласился, чтобы Хоффман стал посредником в переговорах. Маловероятно, что Элизабет просто примет его уверения, что с собакой обращаются хорошо. Хоффман снова вздохнул. Если бы только мир как нибудь можно было восстановить, Джо продолжал бы заниматься собакой, Элизабет с лёгким сердцем обратила бы свой ум к занятиям, а он, Виктор Хоффман, мог бы попивать кофе и курить трубку в относительном спокойствии. На дверь своего кабинета он приклеил большой листок с просьбой, чтобы девушка позвонила и договорилась о встрече. И принялся ждать.
Было уже поздно, когда Том появился на втором этаже у двери кабинета. Севилл совсем забыл, что молодой человек ещё в здании: он работал допоздна — делал выписки отовсюду, где упоминались речевые возможности животных любых видов. Том часто приходил и уходил, как кот, сам по себе, и Севилл его даже не замечал.
— Вам что нибудь ещё нужно, сэр, прежде чем я уйду?
— О, Томас! — Севилл показал зажжённой сигаретой на его ногу. — Как ранения?
— Хорошо, спасибо.
На самом деле пришлось сделать два укола против столбняка и наложить три шва на жуткие рваные раны. Однако Том не пропустил ни минуты работы — потому то, в частности, Севилл так им дорожил. Парень что надо.
Звонил профессор Хоффман. Девушка будет у него в кабинете завтра в половине третьего. Он хотел бы, чтобы вы пришли.
— Я бы не пропустил это… — Севилл затянулся, — …ни за что на свете, — закончил он, выпуская дым.
— Теперь, когда пёс работает с вами, я даже не могу представить, что скажут люди, когда узнают о нем.
— О, все будет прекрасно. Совершенно замечательно. Я думаю подать заявку к концу следующей недели. Рановато, конечно, да и рискованно, я бы подождал ещё, но вряд ли у меня есть выбор — эта чокнутая девица в любой момент может выкинуть все, что угодно. — Севилл покачал головой. — Господи, теперь то мы уже все поняли, не так ли?
— Я буду здесь завтра утром, сэр, мы все сделаем. Чейз управится в лаборатории без нас.
Севилл кивнул.
— Позвони завтра Чейзу и скажи, что меня не будет несколько дней. Он будет счастлив. Скажи, чтобы держался подальше от этой штучки из Корнелла, это подождёт. И попытайся втолковать, что не надо звонить мне домой каждые полчаса со всякой ерундой. Пусть сам разбирается. Со всем. Ещё позвони Джонстону — знаешь его, да? директор отдела — попроси Катарину помочь тебе связаться с этим — как его? — ну, этот, декан…
— Доктор Причард, сэр.
— Причардом, правильно. Я тоже попытаюсь. Скажи, что нам нужно поговорить. Наверное, придётся взять в проект несколько этих парней, чтобы они прикрыли мою задницу, когда начнётся заваруха. Или лучше я сам позвоню Причарду, а ты позвони Джонстону. — Он помолчал, размышляя. — Том, и вот ещё что. Очень не хочется просить тебя об этом, но не мог бы ты позвонить моей бывшей и сказать, что я не смогу взять Кристину на выходные? Лучше уж ты, чем я, приятель.
— Конечно, сэр. Что нибудь ещё?
— Думаю, мы закончили, сынок. Похоже, нам осталось только подтянуть хвосты и составить бумагу.
— Тогда спокойной ночи, сэр, увидимся завтра. Я приду около семи?
— Отлично. Спокойной ночи, Том.
Внизу, в подвале, Дамиан спал, свернувшись клубком на полу в пустой белой комнате. Ему что то снилось, и между привычными кошмарами про Севилла пёс видел приятные сны — сны питбуля. Там всегда присутствовали пёс и человек, очень похожий на него самого, и они понимали друг друга. Человек был большой, лысый, с грудью колесом, в грязном кожаном переднике. Дамиан никогда не видел такого человека, но в этих странных картинах, всплывавших откуда то из генетической памяти, он присутствовал всегда. Человек и пёс сидели перед маленьким огнём, и мир становился совершённым, когда человек смотрел на пса. Потом они вставали, выходили из маленькой хижины и работали весь день вместе с другими суровыми людьми, среди быков.
Быки. Пыль и бычьи ноги кружились перед ним в едином опьяняющем вихре. Роскошный запах быков наполнял ноздри, их рёв отдавался в ушах. Люди убивали быков и разделывали их. Иногда в самых лучших снах человек мог кивнуть Дамиану и показать на ревущего, непокорного быка. Дамиану тогда разрешалось ворваться в загон и наброситься на зверя. Бык пытался выбить из него жизнь, но пёс держался; сон был таким реальным, что Дамиан чувствовал смрадное бычье дыхание, с хрипом вырывавшееся из ноздрей. Затем — и здесь Дамиан резко дёргался и стонал в бульдожьем экстазе — человек подходил поближе и убивал смертоносное животное. Пёс и человек — они вместе убивали зверя. В одиночку человек не мог справиться с осатаневшим быком, пускал вперёд питбуля, а сам шёл следом. Работая вместе, в пыли и опасности, человек и собака растворялись в едином бытии, становились одним звеном в вечной цепи, связавшей два вида вместе. То была грубая, опасная работа, и не существовало на земле других животных, которые бы на неё отважились.
А потом Дамиан опять просыпался в заключении — в маленькой стерильной белой комнате, где вместо мясника учёный. И никакой настоящей работы. Он испускал долгий, печальный вздох бесконечно терпеливой собаки и продолжал стоическое бдение, дожидаясь Элизабет.
По пути Элизабет изо всех сил стискивала руль маленького фургона. Она так нервничала последние несколько дней, так запуталась, что ей становилось лучше, лишь когда она вжималась спиной в спинку сиденья.
Сегодня она встречается с Хоффманом. Что он скажет? Никто, кроме него, не станет её слушать, поэтому вопрос даже не в том, что он скажет, а в том, что делать, если он откажется ей помочь. Пёс не колебался ни секунды, пытаясь защитить её, — так неужели она станет сомневаться, когда придёт время защищать его? Если она ничего не сделает, то совершит предательство. Она вздрогнула от этой мысли и нахмурилась, чувствуя свою вину. Внутренний голос, тихий и слабый, отчётливо сказал: «Он бы никогда тебя не бросил».
— И что мне прикажешь делать? — со злостью крикнула она, но голос умолк, оставив её наедине с сомнениями. Подъезжая к университету, она знала, что никто, кроме неё, не придумает, как спасти её собаку.
Элизабет присела на жёсткий стул с прямой спинкой — единственный предмет обстановки в квадратном кабинете Хоффмана, не считая металлического стола и второго стула, заваленного бумагами. Пока Хоффман раздвигал бумажные башни, готовые в любую секунду обвалиться, она сидела с мрачным и суровым видом. И совсем не удивилась, когда к стеклянной двери снаружи подошёл Севилл.
Итак, Хоффман её предал.
Она ожидала этого. Горькое отвращение к биологу шевельнулось в её душе, когда он предложил учёному сесть.
— Я постою, — ответил Севилл и, скрестив руки, занял позицию около двери, слева от Элизабет.
Главное — спасение Дамиана, знала она. Нынешняя встреча — простая формальность. Эти люди ничего не могут предложить ей. Да им и нечего предложить — девушка согласилась бы только на то, чтобы забрать Дамиана у Севилла.
— Как твои дела, Элизабет? — неловко спросил Хоффман, пытаясь начать разговор.
— Это вы мне скажите, профессор Хоффман. Пожилого учёного, казалось, ошеломила её неожиданная грубость. Вмешался Севилл:
— Профессору Хоффману достаточно сложно было организовать нашу встречу, Элизабет. Ни он, ни я в этом не нуждаемся. Он пытается быть с тобой любезным, так что, может быть, сделаешь ему одолжение и будешь вести себя цивилизованно?
Не придумав ничего умного или дерзкого, Элизабет промолчала. Хоффман с ещё большей неловкостью попытался вернуться к теме:
— Мы понимаем, что тебе сложно. Именно поэтому Джо и я устроили эту встречу: чтобы мы смогли посидеть спокойно и обсудить наши проблемы.
Зазвонил сотовый телефон Севилла. Он выключил звонок, даже не взглянув, кто это был. Хоффман продолжил:
— Скажи, Элизабет, как ты представляешь себе выход из создавшегося положения?
— Мне кажется, я не совсем понимаю, что происходит, профессор. Доктор Севилл сказал мне, что, если я пойду с жалобами к кому нибудь, кроме него, он запретит мне видеться с Дамианом. Ну, очевидно, теперь он знает, что я попросила вас посмотреть, как он обращается с собакой. Он не собирается снова пускать меня к Дамиану, и я почти уверена, что вы скажете мне, что не нашли в его действиях ничего предосудительного. Так что…
— Ничто не может вынудить меня лгать. Это не мой стиль. Ты попросила меня посмотреть, что делает Джо, и я посмотрел. Я попросил тебя доверять моему суждению и надеялся на это. Здравый смысл мне подсказывает, что единственный способ разрешить вопрос — встретиться и обсудить все открыто. Я понимаю, ты хотела бы, чтобы с собакой обращались, как с домашним животным. Поверь, это невозможно. Я знаю Джо больше двадцати лет. За все это время у меня не было причин сомневаться в том, что он соблюдает нормы профессиональной этики, и я не вижу этих причин сейчас. Ты должна понять, Элизабет: он — ветеринар, имеет научную степень и занимается поведением животных. Он знает, как обращаться с собаками. По правде говоря, его опыт гораздо солидней твоего… Мы признательны тебе, что ты привлекла наше внимание к исключительному поведению собаки, но теперь пришло время, когда тебе нужно отойти в сторону и позволить Джо раскрыть потенциал животного во всей полноте. Он уника…
— Как вы можете говорить о каком то потенциале? Он бьёт Дамиана электрошоком, чтобы добиться от него хоть чего нибудь. Я никогда этого не делала. Возможно, есть и другие люди, с которыми Дамиан захочет работать. Я прошу лишь одного — чтобы с ним обращались гуманно.
Она не видела, как реагировал Севилл, но Хоффман предостерегающе поднял руку:
— Ты предвзято относишься к стандартным методам, с которыми незнакома. Попытайся мне поверить: использование электроошейников действительно способствует обучению собак. Дамиан быстро научился контролировать негативные стимулы собственными действиями. Это само по себе придаёт собакам уверенности. Мы не ждём, что ты поймёшь сложные принципы формирования поведения, но ты должна поверить, что мы оба — Джо и я — делаем все в интересах собаки.
Как они могут думать, что я им поверю?
Несколько мгновений она сидела молча, не зная, что делать и о чем говорить. Мужчины, казалось, были довольны, что заставили её сделать следующий шаг.
— Итак, — обратилась она к Севиллу, — вы позволите мне навещать его?
Единственное, о чем реально можно вести переговоры хоть с какими то шансами на успех. Хоффман, возможно, предложил другу быть с ней помягче в обмен на её молчание. Прежде чем ответить, Севилл некоторое время её разглядывал.
— Тому после твоего визита пришлось накладывать швы. Ты подвергла себя, меня и моего помощника опасности. Попыталась силой вмешаться в процесс тренировки собаки… — Севилл перечислял её преступления. — Затем нарушила наше соглашение и пришла к Виктору жаловаться на меня. Несмотря на все это, я обдумываю возможность позволить тебе видеть собаку. Однако ты должна признать: у меня есть определённые основания сомневаться в тебе. — Элизабет дерзко вскинула брови; этого не мог видеть Хоффман, но видел Севилл. — Я дам тебе месяц испытательного срока, а потом мы вернёмся к обсуждению возможности твоих визитов. Если ты докажешь мне, что готова сотрудничать, разумно и ответственно, тогда я позволю тебе его видеть. Это твой последний шанс, Элизабет, упустишь его — и все. Но если ты будешь хорошо себя вести, я подумаю о твоём возвращении в проект.
Лёгкая улыбка играла на сжатых губах Элизабет.
— О'кей, — ответила она мягко, — звучит справедливо. Думаю, большего я и не могла ожидать.
Севилл и Хоффман переглянулись, и она это заметила. Им плевать, согласится она или откажется. Она знала, что во многом была наивна, знала, что её дурачили почти все, кто занимался Дамианом. Но при этом она знала и кое что ещё. Джозеф Севилл лгал.
Такую мысль подал ей, сам того не подозревая, Хоффман, когда упомянул о молодых людях, проводивших демонстрации в защиту прав животных. Элизабет выросла в доме, где этих людей открыто сравнивали с фанатичными варварами, которые призывают запретить аборты. Как правило, «зеленые» устраивали свои сборища возле норковых ферм и заведений быстрого питания, где готовили говядину и свинину. Почти всегда — ночные пикеты при свечах, а не какие то активные действия, что крайне забавляло университетский персонал. Протестующих просто игнорировали.
Элизабет беспокоило, что, хотя её будущая карьера связана с изучением животных, она ничего не знает о движении защитников их прав. Вообще то её смущала мысль обратиться к ним — она вдруг пугающе близко подошла к тому, чтобы стать такой же. Девушка не знала, борется она за права Дамиана или нет. Вроде не похоже. Она просто хотела забрать его у людей, которые причиняют ему вред. Но теперь, понимая, что сама она Дамиану не поможет, Элизабет была почти готова обратиться к тем, на кого всегда смотрела с пренебрежением. Очень странно. Можно ли повести врага сражаться против своих?
Элизабет нашла их контакты в Интернете. Она знала, что подпольные организации, устраивающие серьёзные акции, там не указаны. Их прикрывали и поддерживали группы с официальными названиями. Тем не менее она выбрала самые радикальные сайты. Ей нужны были ударные части, а не философы.
Она отправила письмо на сайт, который наиболее откровенно осуждал опыты над животными и психологические эксперименты. Назывался он «Борцы за свободу животных» и выглядел как ночной кошмар учёного. Смогут ли они для неё что то сделать? На худой конец, привлечь их внимание к Севиллу и его работе с собакой будет не вредно. А в лучшем случае они помогут ей освободить Дамиана и, возможно, даже спрячут его в безопасном месте.
Ей было тяжело думать, что Дамиан попадёт в чужие руки — даже к любителю животных. Однако положение было отчаянным.
Элизабет получила ответ на следующее утро: её пригласили в «штаб квартиру» — затрапезную лавчонку рядом с университетом. Директор очень заинтересован, говорилось в письме, и очень стремится встретиться с кем нибудь «изнутри». От такой формулировки Элизабет только вздохнула.
Они встретились на следующее утро, в субботу. Набравшись духу и с подозрением оглядевшись, она зашла в мутную стеклянную дверь отделения «Борцов за свободу животных». Первым делом в глаза ей бросился гигантский плакат: освежёванная корова с обвиняющим взглядом, казалось, дрожала от отсутствия шкуры, по ней ручьями текла кровь. НОСИШЬ МОЮ КОЖУ? — вопрошала корова. Вздрогнув, Элизабет посмотрела себе на ноги — нет ли на ней кожаных ботинок. Их не было.
Слава тебе господи.
Из за полога ручной работы вышла женщина. Обветренное лицо, прямые тёмные волосы, уложенные скорее для удобства, чем по моде. Пристально и не вполне дружелюбно она разглядывала Элизабет. Её сопровождали трое молодых людей — как раз таких и ожидала увидеть девушка. Благоухало от них, как от целого моря масла пачули. Стройный блондин с дредами, лет двадцати, в безрукавке и мешковатых рабочих штанах, и две девушки, стильно взлохмаченные. Элизабет, пытаясь подавить семейную неприязнь к активистам, все же не смогла удержаться от насмешливого сравнения: женщина постарше напомнила ей Феджина, диккенсовского повелителя умов, который использовал для грязной работы малолетних хулиганов.
Но девушка приказала себе не думать о них как о врагах. Они — её последняя надежда. Других идей у неё не было. И, впервые подумала она, эти ребята любят животных, они на стороне Дамиана. Странная мысль, но её взволновала.
— Доброе утро. Меня зовут Элизабет Флетчер. Я посылала вам письмо.
— Доброе утро, Элизабет. Я Марго Гоингз. Заходите, садитесь, нам очень интересно послушать, что вы нам расскажете. Нас чрезвычайно заинтриговало ваше письмо. К нам нечасто приходят работники лабораторий.
Элизабет уже ненавидела её. Она представила, как эта женщина врывается прямо в кабинет её отца, ломает вещи и малюет спреем лозунги на стенах.
Остановись. Прекрати. Всё ради Дамиана.
Она выдавила улыбку и села.
— Это Йон, это Джой Ноэль и Джас. — Директор никак не объяснила их присутствие, но тошнотворный запах пачулей беспокоил Элизабет гораздо меньше, чем эта женщина. Девушка не знала, почему. Марго ей просто не нравилась.
— Итак, вы знаете место в университете, где жестоко обращаются с животным? И вы хотите работать с нами?
— Ну, в общем, да. Сначала это было в университете. Но сейчас собака — у исследователя дома. Он держит её там — может, потому, что нарушает правила университета, — солгала она, а затем добавила, пытаясь их заинтересовать: — В то, что он делал в лаборатории, просто невозможно поверить.
— Что вы видели?
— В университете? Этот тип держал собак в металлических клетках и бил их током снова и снова, пока они не сходили с ума. Это было ужасно.
Женщина обернулась и многозначительно посмотрела на троицу молодых людей. Те зашептались и закачали головами. Элизабет воодушевилась. Она чувствовала себя немного виноватой из за того, что не говорила этим людям о способностях Дамиана, но им об этом знать не обязательно. Она пришла сюда заручиться их помощью и вытащить собаку, из дома Севилла, а затем их пути разойдутся.
— Но вот о чем я хотела поговорить. То, что происходит в университете, — это плохо, но я не уверена, что мы что нибудь сможем с этим сделать, а кроме того, насколько я знаю, те опыты закончились. Но одна из собак нуждается в помощи, и это очень серьёзно. Учёный забрал пса к себе домой. Надел на него электрошоковый ошейник. Я знаю обо всем, что происходит в университете, но меня интересует, имеет ли он право делать что нибудь подобное в частном доме?
Марго серьёзно кивнула:
— Имеет. Любой — кто угодно — может применять такой ошейник, это не требует ни специальной подготовки, ни разрешения. Позорный факт, но меня гораздо больше интересует то, что происходит в университете. Мы можем…
— Но мы должны помочь собаке из того дома. Я здесь, чтобы просить вас — умолять вас — помочь мне забрать собаку у этого типа. Или легально, или просто вытащить её оттуда.
— Мы официальная организация, Элизабет. Мы не «вытаскиваем» животных из частных домов.
— Как бы там ни было, кто нибудь этим наверняка занимается. Помогите мне связаться с ними.
Марго развела руками.
— Борцы за права животных не занимаются грабежом и разбоями. У нас — серьёзная работа. Просветительская деятельность. Мы редко спасаем отдельных животных…
— Но я должна. Пёс нуждается в нашей помощи. Он там в ловушке.
— Вы узко мыслите, Элизабет. Вы хотите спасти одну собаку, а мы хотим спасти миллионы. Ваша информация может помочь нам сделать это. Но вы должны сотрудничать с нами. Образование — это все.
Элизабет расстроенно покачала головой.
— Дамиан верит, что я приду за ним. Я всегда так делала и сделаю снова.
— Дамиан — гончая? — спросила Джас из за спины Марго, видимо, пытаясь разрядить обстановку.
— Нет, он питбуль. — Элизабет заметила, как окаменело лицо Марго. Остальные понимающе переглянулись.
— Даже если члены БПЖ решатся на прямое нападение, — чуть ли не фыркнула Марго, — мы ничего не станем делать ради одного животного в частном доме. Это не наш размах. Вы понимаете, разумеется?
Элизабет пристально смотрела на неё секунд пятнадцать, прежде чем ответить. Четверо людей сидели перед ней, отвечая ей такими же взглядами.
— Вы не хотите мне помочь? — справилась наконец она.
— Вы должны понять, Элизабет: есть вещи, которые мы можем сделать, и есть вещи, которых мы сделать не можем. По сути, вы просите нас вломиться в дом и украсть собаку. Мы просто не занимаемся такого рода вещами.
Элизабет поняла, что беседа окончена; Марго Гоингз это ясно показала. Что то с самого начала пошло не так, и девушка не знала, как исправить положение. Она даже не поняла, в чем проблема. Что она сказала не так? От огорчения ей хотелось выругаться, чтобы заставить этих людей понять.
Марго глубоко вздохнула, очевидно, ещё раз обдумывая ситуацию. И сделала ещё одну попытку изменить ход беседы:
— Думаю; нам следует вернуться к большим масштабам. Вы заинтересованы в том, чтобы помочь нам проникнуть в лабораторию этого человека? Именно за этим мы здесь сегодня собрались. Возможно, с вашей помощью мы могли бы сделать много хорошего. Но с тем питбулем, которого держат в частном доме, мы помочь не можем. Мне очень жаль. Я надеюсь, вы понимаете.
Элизабет встала. В её голосе звенело ледяное спокойствие.
— Я не понимаю. Вы говорите, что любите животных, но не хотите пачкать руки, чтобы спасти хотя бы одного. Вы не носите кожу коровы, которую убили, чтобы съесть, но отказываетесь помочь мне спасти Дамиана. — Она свирепо глянула на них. — Я пришла сегодня сюда, думая, что найду здесь людей, которые любят животных — всех животных, — и мне помогут. Но я, похоже, выбрала не то место.
Она снова с яростью оглядела их и вышла, хлопнув дверью. Она плакала. Это был крах. На полпути к машине Элизабет услышала позади мягкие шаги и обернулась. Следом спешила девушка, Джас.
— Подожди, пожалуйста. Я хочу с тобой поговорить. Элизабет остановилась и вытерла слезы, злясь, что эта девушка их заметила.
— Что? — спросила она грубо.
— Извини, что там все так произошло. За Марго. На неё иногда находит, ты просто не знаешь. Она нормальная, правда, но не будет помогать тебе. Зато мы, я и Йон, и Джой Ноэль тоже — мы хотим, чтобы ты знала: мы можем помочь. Оставь мне телефон, я позвоню, и мы встретимся. Йон и я уже делали такие вещи, мы сумеем помочь, понимаешь?
— Что за проблемы у Марго? — Элизабет с надеждой затаила дыхание.
— Она боится питбулей. Считает, что эту породу надо вообще уничтожить. Это у неё какой то бзик — то ли её однажды кто то укусил, толи что то ещё, не знаю. Это безумие, но когда при ней говоришь «питбуль» — все, её клинит. Мы это знаем, но не боимся, понимаешь? Мы тебе поможем, мы просто хотим, чтобы Марго об этом не узнала. Все будет круто.
— Джас, я хочу, чтобы ты понимала, как это важно. Я просто не могу его бросить. И не брошу. Но вы, ребята, были моей последней надеждой. Мне больше некуда пойти, а моего пса каждый день мучают, понимаешь?
— Конечно. Мы поможем. Мы, я имею в виду — Йон, Джой Ноэль и я, — нам надо быть осторожными. В смысле, мы же тебя не знаем, верно? Ты там работаешь, ты одна из них, так сказать. Может, тебя подослали или ещё что нибудь. Тут надо очень осторожно. Так что не думай, что мы тебя кинули, если придётся немного подождать. Мы придём.
Джас, Йон и друг Иона Роб встретились с ней через два дня в кафе «Стат Снэк» возле медицинского факультета. Заказав только напитки, они вышли на широкую лужайку, чтобы поговорить без свидетелей. Они ещё раз выслушали историю Дамиана — с новыми подробностями, но Элизабет по прежнему не сообщала, что пёс умеет разговаривать. Она знала, что эта подробность будет лишней. Она удивилась и обрадовалась, что молодые люди с таким энтузиазмом согласились помочь животному, которого никогда не видели. Затем ребята намекнули, что уже участвовали в нескольких подобных акциях и это попало в газеты. Из вежливости Элизабет не вдавалась в детали. Они согласились взглянуть на место, где пса держат, но из соображений безопасности решили, что Элизабет лучше не знать, когда и как они проведут операцию. Она приняла их условия: слава богу, что согласились помочь так быстро. Элизабет, как могла, описала дом Севилла — размеры, обстановку, сигнализацию. А также — кого они могли там встретить, «Зеленые» заверили её, что никто не пострадает.
— Это не в нашем стиле. — Джас чуть улыбнулась, и Элизабет с удивлением поняла, что ей и вправду нравится эта девушка, которую до недавнего времени она считала врагом. — Мы не хотим никому вреда. Мы хотим только прекратить то, что приносит вред.
— Скорее всего, в доме будет Том. Он, похоже, проводит там круглые сутки. Том занимается всей бумажной работой, делает выписки, которые могут понадобиться для статьи, после которой Севилл собирается показать собаку. Мой вам совет — я не собираюсь указывать, что и как делать, но я бы на вашем месте попыталась войти, когда в доме будет один Том. Он вроде не агрессивен.
— Мы бы хотели, чтобы там вообще никого не было, но раз это невозможно, конечно, мы попытаемся в его присутствии.
— Если мы сможем заставить этого парня впустить нас, не придётся иметь дело с сигнализацией, — высказался Роб.
Джас и Йон задумчиво кивнули.
— Вы уверены, что мне с вами нельзя?
— Абсолютно. Это и для твоей безопасности, и для нашей. Если кто нибудь тебя там узнает, чем это для тебя кончится? А если они тебя поймают, то смогут в итоге поймать и нас. — О том, что Элизабет может оказаться в сговоре с властями, она умолчала. — Мы заберём собаку и позвоним тебе. Все будет в порядке.
Элизабет покачала головой, словно не желая верить её словам.
— Когда я стану врачом, вы, ребята, можете рассчитывать на бесплатное лечение всю оставшуюся жизнь.
Они с хохотом её поблагодарили.
— Нам нужно будет ещё раз встретиться, после того как мы осмотрим место. Дай нам адрес, и мы с тобой свяжемся.
Было решено, что для пущей безопасности они позвонят ей сами. Фамилий своих они не назвали. Джас обернулась к Иону:
— Думаю, стоит поговорить с Эдом. Нам понадобятся ещё люди.
— Да, ты права.
Джас снова повернулась к Элизабет:
— Мы тебе позвоним.
Дамиан смотрел на Севилла, стоявшего в дверях с поводком в руках.
— Идём, — сказал мужчина.
Дамиан торопливо поднялся, слегка виляя хвостом. Ему очень хотелось выйти из комнаты, пусть даже вместе с Севиллом. Пёс медленно подошёл к человеку — воспоминания боролись в нем с надеждой. С того дня, когда Севилл оказался заперт вместе с ним в комнате, в их отношениях произошла едва уловимая, но значительная перемена. Дамиан был рабочей собакой и чувствовал, что его предназначение — служить человеку. Его забрали у Элизабет, он горевал о ней и надеялся, что она вернётся, однако жизнь продолжалась. Голос велел ему служить и угождать хозяину, как подобает псу его породы. Теперь его единственным хозяином был Севилл.
Поколения предков готовили Дамиана к грубой работе в паре с не менее грубым и сильным хозяином. Но в стерильном лабораторном помещении держать быков негде, сражаться не с кем — вообще нечего делать. Севилл занимался с ним, но настоящей работой это назвать было нельзя. Псу некуда было тратить присущую его натуре энергию.
Дамиан подошёл к Севиллу, и тот надел ошейник, проверив, чтобы плотно прилегал к шее. Снаружи ждала Катарина Новак вместе с деканами факультета психологии и факультета искусства и науки. Севилл не предупредил гостей о том, что им предстоит увидеть, и двое мужчин с нетерпением ждали: все это казалось им несколько эксцентричным. Севилл опустил руку на широкую голову пса:
— Сделаешь это для меня, дружок, и я куплю тебе здоровенный бифштекс.
Дамиана взволновало это мягкое прикосновение, и он прижался к ноге доктора, демонстрируя признательность. Севилл неприязненно отстранился:
— Эй, прекрати. Шерсть останется. — И он отряхнул штанину.
Все вошли в кабинет, и Дамиан удивился, обнаружив ещё трех человек: они сидели на стульях и внимательно смотрели на него. Тома не было. С тех пор как он напал на Элизабет, одно его присутствие приводило собаку в ярость. Дамиан узнал только одного из чужаков, поэтому на мгновение остановился, принюхиваясь и пытаясь получить побольше информации о двоих мужчинах. Севилл резко дёрнул поводок, и Дамиан послушно двинулся к привычному месту работы. Пока доктор привязывал его к крюку, пёс продолжал с любопытством принюхиваться.
Севилл дал ему немного времени, чтобы он освоился, затем приготовил цветные карточки и выбрал одну.
— Дамиан, какой цвет?
— Лист.
Севилл не включал электрошок, хотя палец держал на кнопке. Дамиан отвечал быстро и правильно. Трое гостей начали оживлённо переговариваться. Севилл попросил тишины и достал следующую карточку.
— Дамиан, какой цвет?
— Чернь.
— Какой цвет?
— Кровь.
Так они перебрали все. Между заданиями Дамиан украдкой бросал на незнакомцев взгляды. Он физически ощущал напряжение в комнате. Внезапно все закончилось, и Севилл быстро увёл его в маленькую комнату. Люди подошли к плексигласовой стене, уставились на него, а Дамиан уселся в углу напротив и тоже стал их разглядывать.
Группа освободителей животных встретилась с Элизабет ещё раз. Они привели с собой Эда — здоровяка лет под тридцать, который, казалось, не имел ничего общего с остальными. Эд выглядел как нападающий футбольной команды. Судя по короткой стрижке и манере держаться, он недавно демобилизовался из армии. Видимо, его позвали специально для такого случая. Было ясно, что пришёл он по просьбе Джас: молодой человек не отрывал от неё глаз. Элизабет усмехнулась и покачала головой.
Моя чёртова армия.
Эд отвлёкся от лица Джас ровно настолько, чтобы успеть выяснить подробности о доме, сигнализации, людях, которые могут оказаться внутри, и точном местоположении собаки. Они проезжали там, заметил он, и им понравился долгий путь по шоссе, мимо густого леса. Все будет в полном порядке, сказал Эд. Затем все разошлись. Из соображений безопасности «зеленые» не сказали ей, когда планируют налёт. Обещали позвонить, когда собака будет у них.
С улицы донёсся короткий гудок, налётчики вышли из дома и уселись в зелёный фургон с остатками наклеек на стекле — раньше оно было все заляпано эмблемами «Грэйтфул Дэд» и сёрферов. Джас устроилась на пассажирском сиденье рядом с Робом, а Эд и Йон пробрались назад с Джой Ноэль, взяв собачью клетку. Джой Ноэль вручила Эду чёрную лыжную маску, но тот лишь отмахнулся — у него была своя. Фургон тронулся, слегка покачиваясь, две девушки и трое парней сидели молча, обдумывая свою миссию.
Команда не взяла с собой никакого оружия, но Эд захватил большой рулон скотча. Рассчитывали на присутствие в доме помощника — он впустит их, и тогда не придётся отключать сигнализацию. Передвижения Севилла отследить было слишком сложно, и они решили пока не брать его в расчёт и действовать по обстановке. Севилл мог быть там, а мог и не быть. Для непредвиденных ситуаций у них имелся Эд.
Джас обернулась к остальным и дала последние инструкции.
— Я попросила Элизабет позвонить туда вчера вечером, примерно в это же время, и к телефону подошёл помощник. Она спросила, можно ли навестить собаку, и он ответил, что, разумеется, нет. Значит, помощник остаётся там допоздна и пёс все ещё в доме. Мы заберём собаку, но если все пройдёт гладко, неплохо бы посмотреть какие нибудь записи, диски, все, что можно использовать против него. Если появится доктор, им займётся Эд. Постарайтесь, чтобы никто не пострадал.
Фургон остановился немного в стороне от шоссе, чтобы не привлекать внимания проезжающих полицейских машин и обитателей дома. Все в чёрном и в лыжных масках, вооружившись только фомкой и мотком скотча, они осторожно прошли по дорожке к боковой двери. Все замерли на секунду, затем одна из тёмных фигур с опущенным капюшоном слегка постучала в дверь. Эд ждал, прижавшись к стене, сбоку от двери. Открыть должен был или Том, или Севилл, и, похоже, все начиналось как нельзя лучше. Щёлкнули замки, дверь открылась, и на пороге возник Том. Эд шагнул вперёд, огромной ладонью зажал Тому рот и толкнул его назад. От неожиданности Том даже не дёрнулся — в рот ему вставили кляп, а руки и ноги обмотали липкой лентой. Том не издал ни звука. Просто пассивно наблюдал. Эд и Джас показали друг другу: «Отлично!» — и вошли в коридор. За ними последовали остальные.
Они быстро нашли дверь в лабораторную комнату — Том оставил её открытой. Хотя из соображений безопасности решили друг с другом во время рейда не разговаривать, возгласов разочарования сдержать не удалось: собаки в комнате не было. Все головы разом повернулись к плексигласовой стене справа. Налётчики осторожно подошли ближе. Собака была внутри — свернулась клубком на бетонном полу. Движение привлекло внимание пса, он поднял голову и уставился прямо на них, а освободители в чёрных масках разглядывали его. Комната была звукоизолированной, поэтому громкого утробного рычания пса никто не услышал. На Дамиане был электрический ошейник. «Зелёным» больше ничего и не нужно было видеть. Они быстро принялись взламывать дверь.
Наверху в кабинете Севилл поднял голову от бумаг. До него донёсся странный, незнакомый звук. Учёный вносил последнюю правку в краткое описание исследования. Он потянулся к телефону, чтобы связаться с Томом. Ответа не было, и Севилл вышел из кабинета.
Питбуль решил дождаться, кто войдёт в комнату первым, а потом уже действовать. Проснувшись, он увидел странные чёрные фигуры за стеклом: кто то стоял и смотрел на него. Дамиан испугался и теперь стоял, глядя на дверь, которую кто то с грохотом пытался открыть. Пусть ненавистная, но это его комната, его подвал, дом его хозяина, и пёс был готов защищать свою территорию насмерть. Щель расширялась. Дамиан тщательно принюхался и снова зарычал. Он не знал этих людей.
В следующий момент дверь распахнулась. Агрессивное вторжение жутких фигур в странной одежде сомнений не оставило — это были Плохие Парни. Им нечего делать в доме его хозяина. Он имеет полное право напасть на незваных гостей без предупреждения и без колебаний — но что то заставило его сдержаться. Питбуль зарычал, обнажив внушительные зубы, убеждая этих людей уйти. Он не хотел делать им больно — их просто нужно прогнать. Когда дверь от удара ноги Роба вылетела, пёс бросился вперёд.
— Назад! — крикнул Роб, отталкивая шедших за ним. Страх нарушителей подпитывал уверенность Дамиана: теперь он точно знал, что это Плохие Парни. Их отступление привело его в ярость. Фигуры в масках ринулись от дверного проёма в лабораторию, и Дамиан нёсся за ними по пятам. Наплевав на репутацию защитника животных, Род матерился, отбиваясь стулом от собаки, которую пришёл спасать. Джас вскочила на стол и, наблюдая, с каким воодушевлением пёс защищает этот дом, поняла: в них он видит незваных гостей, а вовсе не спасителей.
«Лучше некуда», — подумала она мрачно, но тут что то её отвлекло. В дверном проёме, вне себя от ярости, стоял доктор Джозеф Севилл. Джас выпрямилась, ощутив нервный спазм в желудке. На мгновение их полные ненависти взгляды встретились. Она вдруг отчаянно пожалела, что теперь не будет времени разгромить его офис, осквернить его, уничтожить записи, накопившиеся за много лет, и украсть дорогую видеосистему — короче, заставить его страдать так же, как страдала всякий раз она, читая его статьи. Нужно срочно что нибудь предпринять — ситуация грозила выйти из под контроля. Роб, стул и пёс неслись перед ней, словно партнёры в причудливом танце. Джас неистово подавала знаки Эду — тот стоял к доктору спиной: его, судя по всему, увлекла борьба Роба и собаки. Эд обернулся, увидел Севилла и усмехнулся. У доктора не было никаких шансов против этого гиганта — бывшего инструктора по рукопашному бою. Эд схватил доктора за руку, заломил её и, удерживая жертву в таком крайне болезненном положении, просто наблюдал, как отчаянно Севилл сопротивляется.
— Я сломаю тебе руку, — прошипел он в ухо доктору, но так, чтобы Джас его не услышала.
— Сукины дети! — взвыл Севилл от боли. Эд пронзительно свистнул, и кто то из помощников заклеил учёному рот липкой лентой. Затем гигант оттащил доктора от двери, швырнул на пол и навалился на него всем своим весом, прижимая коленом к полу, пока другая фигура в чёрном связывала лодыжки и руки Севилла.
За дверью послышался какой то шум, и Эд выглянул наружу. Освободители мчались по коридору к открытой двери. Последним бежал Роб, совершая стулом сложные манёвры, а пёс в полном молчании преследовал его.
Экс десантник был человеком мягким и вежливым, но, когда Севилл снова начал сопротивляться, Эд врезал ему по почкам — чтобы вёл себя хорошо. Пёс заметил движение и мгновенно развернулся. Человек, за которого он отвечал, был распростёрт на полу, а Плохой Парень прижимал его коленом. Захватчик только что ударил его хозяина. Дамиан не раздумывал. Он в ярости кинулся на Эда, лапы скользили на гладком полу. Роб умчался, даже не оглянувшись.
От прыжка Дамиана Эд отлетел назад, и левая рука, которую он инстинктивно выставил, оказалась в пасти у зверя. Десантник был тяжелее собаки фунтов на двести, но все таки запаниковал. Он не ожидал от пса такой решительной атаки. Эд полагал, что в худшем случае животное станет лаять и, может, пару раз его тяпнет. Он ещё не понимал, что столкнулся с машиной убийства, выведенной, чтобы валить
00 фунтовых быков. Несколько жутких мгновений они сражались прямо на теле связанного Севилла. Эд был смел и силён, но все его навыки рукопашного боя оказались бесполезны против соперника из семейства собачьих. Мощные удары Эда только заставляли пса сильнее трясти головой, впиваясь зубами в плоть. Чем сильнее он вырывался, тем крепче держал пёс. Эд не сразу сообразил, что делать, а пёс просто висел на нем, искоса с любопытством поглядывая на противника, словно бы оценивая его. И тут на бывшего десантника снизошло вдохновение: воспользовавшись преимуществом в размерах, он втащил пса в лабораторию, а сам при этом остался снаружи и начал бить собаку головой и мордой об дверь. Он ударил его изо всех сил несколько раз, но пёс не отпускал руку.
— Да пусти же ты, гад, — прошипел Эд сквозь зубы.
Однако Дамиан, полузакрыв глаза, прислушивался совсем к другому голосу. «Держи своего быка, пёс, держи крепче…» Голос предков хвалил его.
Это было так Хорошо! Он должен только сжимать челюсти, а все туловище висело чуть ли не расслабленно. Этот человек не страшнее взбесившегося быка, и пока не прозвучит команда хозяина, только смерть может заставить Дамиана его отпустить. Несмотря на боль, он даже помахивал хвостом. Он хорошая собака. Он будет держать, пока не придёт его Человек и не возьмёт все под свой контроль. Здесь боль, но здесь и победа — пёс это чувствовал. Голос крови. Наконец то он дождался настоящей работы.
Эд оправился от первого шока и отпустил дверь. Не сработало. Он не хотел вредить собаке, но спастись можно, только убив её. В десантнике проснулся инстинкт выживания, и Эд начал бороться всерьёз. Свободной рукой он попытался придушить собаку, но гладкий питбуль дико извивался, не забывая крепче сжимать челюсти. При каждом ударе пёс хрипел. Яростная схватка отнимала у него силы, но он держался, обороняя хозяина.
В комнату скользнула ещё одна тёмная фигура. Джас нашла на стене маленький огнетушитель и скрепя сердце стала бить собаку по голове.
Однако у Эда появилась другая мысль. Справа от него на столе — мраморный письменный прибор. Он втащил собаку на стол, схватил длинную чёрную ручку и воткнул её в левый глаз Дамиана. Но пёс, словно неотвязный кошмар, не разжал челюсти — он только взвыл и сильнее затряс головой.
— Ч черт! — рявкнул Эд. Защищаясь, пёс бешено вертел головой. Эд матерился, ручка скользила по гладкому черепу Дамиана. Десантник потерял равновесие, упал на колени. Через секунду он, до смерти перепугавшись, оказался уже на полу. Пёс трепал и волок его по кругу, словно истерзанную кошку. Эд вытащил ручку из глаза собаки, чтобы воткнуть в какой нибудь жизненно важный орган. Когда ручка пронзила ему живот, Дамиан резко зарычал. Не разжимая челюстей, пёс остановился и посмотрел Эду прямо в глаза.
Джас совершенно растерялась, глядя на ужасную сцену у себя под ногами, но затем сообразила — схватила огнетушитель и направила струю белой пены в голову собаке. Струя попала в нос и в пасть Дамиану. Через несколько секунд пена произвела желаемый эффект — она ослепляла и не давала дышать. Пёс отпрянул, широко раскрыв пасть и ловя воздух. В мгновение ока Джас помогла Эду подняться, и они помчались по коридору.
Дамиан пятился и возил по морде лапами, пытаясь избавиться от пены. Только спустя какое то время оставшийся здоровый глаз прозрел и пёс понял, что Плохие Парни ушли.
Он победил.
Он защитил свой дом и своего хозяина. Пёс очень гордился собой, но ему было совсем нехорошо. Дамиан обнюхал лабораторную комнату, чихнул и ощетинился, учуяв вражеский запах. Постепенно его нос очистился от пены, и он различил другой запах, от которого застыл на месте.
Улица.
Ошибиться было невозможно. Дамиан подошёл к двери и нерешительно шагнул в коридор. Севилл лежал на полу справа от него. Свежий воздух шёл слева.
Даже шатаясь от боли и тошноты, пёс не мог пройти мимо поверженной фигуры Севилла. Он чувствовал запах человеческой крови, и ему казалось, что человек не должен лежать на полу в таком положении. Почему он не встаёт? Кровь из раненого глаза пса капала на пол, смешиваясь с кровью из раны в боку. Он выгибал спину, а желудок его крутило от боли. Прищурив глаз, пёс осторожно и мучительно двинулся вперёд. Он не знал, что делать. Эд сломал ему переднюю лапу. Идти было больно, Дамиан остановился, вылизал её, а затем, прихрамывая, потащился дальше по коридору. Человек лежал неподвижно и смотрел на него. Пёс, готовый отпрыгнуть при первом звуке или движении, осторожно обнюхал Севилла. Он не понимал, почему хозяин так странно лежит, но знал, что это неправильно. В голову ударил приступ тошноты, и Дамиан со стоном лёг на пол возле доктора. В драке Севилл ударился рукой о косяк, из маленькой ссадины натекло немного крови. Пёс обнюхал руку доктора, затем нежно лизнул. Севилл дёрнулся. Дамиан с трудом поднялся и неуверенно завилял хвостом.
Прости меня.
Через секунду он снова лёг. Поскольку человек не давал ему о себе позаботиться, пёс начал зализывать собственные раны. Севилл принялся извиваться и выкручиваться. Встревоженный пёс поднялся на ноги и отошёл в сторону. Несколько раз он переходил с места на место. Севилл начал приходить в себя, сквозь липкую ленту пробивались сдавленные звуки. Пёс глядел на хозяина, не зная, что делать. До него снова долетел воздух с улицы и принёс воспоминания о ком то. О ком то важнее Севилла. В пылу битвы он забыл, кто это. Пёс повернул голову к двери — к свежему ветерку. Севилл тем временем издавал странные невразумительные звуки и пытался куда то ползти. Пёс глядел на него, склонив голову. Хозяин не давал ему никаких команд, но Голос сказал: «Найди её!» — и пёс похромал наружу, даже не оглянувшись.
У входной двери Дамиан увидел Тома: тот лежал на подъездной дорожке и был связан, как и Севилл. Единственный глаз пса расширился, и Дамиан заковылял к беспомощному человеку. Том, закрыв глаза, молился, пока пёс его критически обнюхивал. Голос не разрешал Дамиану нападать на покорную беззащитную жертву. Но кое что сделать можно — он только что выиграл битву и мог показать своё презрение. Балансируя на трех ногах, Дамиан помочился на Тома и растворился в темноте.
